28 декабря 2016
Дневник директора школы
Моя собеседница Лидия Акимовна Рыжкова прожила непростую, но интересную и очень насыщенную жизнь. В середине 70х она стала директором школы № 11 и проработала в этой должности 35 лет.
Ее много раз избирали депутатом областного и городского Советов, она имеет государственные награды и звания. Одно из них – заслуженный учитель РФ. Лидия Акимовна гордится своими учениками.
Рассказчик Лидия Акимовна изумительный. Убедитесь в этом сами.
Палили во все, что движется
Когда мне было четыре года, началась война и в нашу деревню пришли немцы. Я помню, как они на мотоциклах ехали по улицам. Зверствовать начали с ходу. Почему-то решили, что если мужик носит исподнее – кальсоны с рубахой, значит, он партизан. Хватали тогда многих, расстреливали за любую провинность. Помню, как староста просто пальцем показал на нескольких мужчин, которых в армию по болезни не призвали, и их тут же убили. Фашисты не щадили и живность, убивали кошек, собак, других домашних животных. Напьются пьяные – и ну палить по всему, что движется.
Мы убежали в лес, жили в землянке, которую сами и вырыли. Там на полу солому постелили, из дому натаскали что могли, чтобы не замерзнуть. Страшно было!
Когда разводили мосты
В школу я пошла уже после войны. Когда училась в старших классах, решила, что мне надо непременно стать врачом. Собралась поступать в Курский мединститут. Об этом узнал отец. Помню, как он сказал: «Лида, не надо тебе в мед, поступай-ка ты в наш Орловский пединститут, из тебя получится замечательный учитель». И я сделала так, как советовал папа.
Когда училась на последнем курсе, пошла на свадьбу к подружке и там познакомилась с молодым лейтенантом, он был выпускником Кировской академии, ракетчиком. Торжество закончилось, все засобирались домой, а тамада говорит: «Вы, лейтенант, Лиду проводите!». Звали лейтенанта Юрий Рыжков. Дошли мы до дома, распрощались. А потом встретились совершенно случайно.
Я ездила в Ленинград на курсы, а он там в командировке был. Встретились мы на мосту, причем тогда, когда его разводить стали. Вот как судьба свела… А вскоре мы поженились.
Родина сказала: надо!
В 1965 году мы приехали в Анадырь. Я работала в школе, муж был занят на службе, испытывал ракеты. Домой приезжал редко. А у нас к тому времени дочка была – трехлетняя Танечка. Поселили нас в деревянном доме. Когда начиналась пурга, он в буквальном смысле ходил ходуном. Ветер начинал дуть с такой силой, что человека могло «закатать», если ни за что не держаться. Поэтому повсюду была проволока натянута. Хвататься за нее надо было быстро: не успеешь – смерть.
Летом все в тундру ходили. Ягод и грибов невиданно, но мошкары еще больше – заживо съесть могли, если не закутаться.
Прожили мы в этом неласковом краю пять лет. Научились рыбу ловить и заготавливать самостоятельно. Фруктов практически не видели, их привозили раз в году; молоко, овощи – сухие. Даже лук и тот в порошок был перетерт. Воду доставляли в бочках к домам. Она из моря-океана к нам приезжала, поэтому в ней какой только живности не плавало. Сдуешь живность эту, ковшом зачерпнешь и в кастрюльку нальешь.
Молодые были, не обращали внимания на трудности. Родина сказала: надо – значит надо служить. Муж в части, я на работе с утра до вечера, а с Танечкой солдаты, бывало, сидели – нянь-то не было. Подросла – стала на ездовых собаках ездить. Так и росла. Но однажды слегла с сильнейшим отравлением. Куда ребенка везти? Видимо, Богу было угодно, чтобы мы выходили нашу малышку сами, врачи потом мне сказали прямо: «Счастливая ты, матушка!».
Они русский совсем не знают…
В Ярославль мы приехали в конце 60-х, и с тех самых пор я здесь живу. У нас на Перекопе была комната. Иду как-то на работу по улице, стараюсь только на досочки наступать, чтобы в грязь ногами не попасть. И вдруг слышу, мне вслед кричат: «Отдайся, идешь, как корова!».
Да ладно, на улице и не то услышать можно было. Даже в учительской у нас педагоги тоже говорили: «Примылась»… Я была в шоке. Домой приходила и говорила мужу: «Юра, они русский язык вообще не знают!». Дети в интернате № 6, где я работала, были особенные – из трудных семей. Как-то утром прихожу их будить, а они распороли подушки, перья вытряхнули, себя чем-то обмазали и в этих перьях вывалялись. Стоят передо мной такие вот индейцы. Худые страшно… Приходила к их родителям домой. Разговаривала. Не всегда меня принимали хорошо, бывало, что и выгоняли или говорили: «Опять пришла, Татьяна Ларина, будешь нас воспитывать!».
Вот и не пищи!
В Брагино мы переехали в самом конце 60-х. Здесь дочка в школу пошла, а я к тому времени родила сына Мишу, была в декрете. Но недолго. Сначала позвали меня работать в 80-ю, потом в 39-ю школу, а в середине 70-х назначили директором строящейся 11-й школы.
Муж все продолжал служить Отечеству. Без него сын и ходить начинал, и говорить. Жили мы тогда на улице Урицкого. Я сама коляску на четвертый этаж затаскивала, сумки тяжелые… А куда деваться? Как-то посетовала в сердцах, муж послушал меня и сказал: «Ты знала, за кого выходила, вот и не пищи».
Бабонька будет?
Но вот построили школу, надо мебель заносить. Грузчиков нет, учителя в основном женщины. Рядом со школой мальчишки гуляют, мат такой, что хоть уши затыкай. Делаю вид, что ничего не слышу, подхожу к ребятам, помочь их прошу. Не отказали. Носят стулья, столы, и тут один меня спрашивает: «Ты не знаешь, у нас бабонька директором будет?». Рядом физик наш стоит. Вижу, у него прямо дыхание перехватило, но я ему подмигнула, мол, тише, не выдавай меня. А мальчишка все расспрашивает: «Расскажи, как она?». Я говорю: «Да ничего!».
Преодолели мы все трудности. Классы оборудовали, все новенькое. Красота! Но как-то прихожу я в школу, захожу в кабинет биологии, а там стоит скелет с папиросой в зубах, а вокруг него лягушки заспиртованные валяются… Детей можно и наказать было, конечно, только что толку? Зуботычин и пинков они и дома в достатке получали, а я всегда считала, что только доброта может спасти ожесточенные души.
Заберите свой мусор
Иду как-то на работу, вижу, около кустов жасмина мусор свален. Подошла, смотрю – дневник лежит, на нем имя, фамилия ученика. Чуть подальше тетрадь валяется, тоже подписанная, потом еще одна... Я быстро выяснила, кто, где живет, и позвала техничек. Собрали мы в новые ведра и тетради, и дневники, и весь мусор и понесли его по адресам.
Захожу в дом, открывает хозяйка, я ее спрашиваю: «Ученик такой-то здесь проживает?». Она головой утвердительно кивает, а я ей содержимое ведра прямо на порог высыпаю.
– Что же ты, – говорю, – мамаша? Я ведь для твоего ребенка старалась, а ты мне к школе мусор принесла.
Та в ступор поначалу впала, потом ругаться начала, но быстро успокоилась. Короче, разнесла я все «подарочки» по адресам. Говорили, что кто-то жаловался на меня, но как бы там ни было, больше мусора рядом со школой я не видела.
Где такую фифу нашли?
Помню, приехали мы в командировку в Финляндию опытом обменяться. У них в школе коридоры широкие, а в конце небольшой бассейн, заполненный разноцветными кеглями. Бежит ребенок, прыгает в этот бассейн, барахтается, радуется. Я сразу свою школу вспомнила.
Обидно мне стало, решила и у себя такую же красоту сделать. Отгородили мы в коридоре уголок, бортики поставили, кегли насыпали... На третий день все кегли исчезли, их дети домой унесли. Подсмотрела я в финской школе и еще одно ноу-хау – огромные часы над дверью. Идет ребенок в школу, заигрался, посмотрел на часы и понял – надо на урок спешить. Я на втором этаже повесила такие же. К вечеру их расстреляли из рогаток, один циферблат остался.
Но кое-что прижилось. В Питере я увидела в одной из школ, что стены в классах покрашены разной краской, сделано это было для того, чтобы у деток глаза не уставали. Говорю: «Надо и нам такие же веселые классы сделать!». Что тут началось! Строители, которые школу ремонтировали, на меня куда только не жаловались, директору гороно звонили и говорили: «Где вы такую фифу нашли?!». Но я своего добилась.
Не могу по-другому
Сейчас я пишу книгу «Дневник директора школы». Перечитываю письма, которые мне ученики присылали, стихи, альбомы с фотографиями перелистываю. Вспоминаю, как все было. Где-то поплачу, где-то улыбнусь. Дети мои давно выросли. Сын – офицер, как и его отец, в Ярославле с семейством живет, дочь – профессор МГИМО, доктор наук. Навещают меня. И внуки в гости приезжают. Вот внучка мне кота на день рождения подарила.
А мужа я рано похоронила, было ему всего 57 лет. Сгорел в считанные месяцы. Тогда ведь никто нам не говорил, что ракетное топливо опасно, а мы и не спрашивали ни о чем. Я сама до сих пор работаю в городской ветеранской организации. Ходим мы по школам, рассказываем детям о подвигах отцов и дедов. А как по-другому? Должны ребята обо всем этом знать. Так и живу…
Рассказчик Лидия Акимовна изумительный. Убедитесь в этом сами.
Палили во все, что движется
Когда мне было четыре года, началась война и в нашу деревню пришли немцы. Я помню, как они на мотоциклах ехали по улицам. Зверствовать начали с ходу. Почему-то решили, что если мужик носит исподнее – кальсоны с рубахой, значит, он партизан. Хватали тогда многих, расстреливали за любую провинность. Помню, как староста просто пальцем показал на нескольких мужчин, которых в армию по болезни не призвали, и их тут же убили. Фашисты не щадили и живность, убивали кошек, собак, других домашних животных. Напьются пьяные – и ну палить по всему, что движется.
Мы убежали в лес, жили в землянке, которую сами и вырыли. Там на полу солому постелили, из дому натаскали что могли, чтобы не замерзнуть. Страшно было!
Когда разводили мосты
В школу я пошла уже после войны. Когда училась в старших классах, решила, что мне надо непременно стать врачом. Собралась поступать в Курский мединститут. Об этом узнал отец. Помню, как он сказал: «Лида, не надо тебе в мед, поступай-ка ты в наш Орловский пединститут, из тебя получится замечательный учитель». И я сделала так, как советовал папа.
Когда училась на последнем курсе, пошла на свадьбу к подружке и там познакомилась с молодым лейтенантом, он был выпускником Кировской академии, ракетчиком. Торжество закончилось, все засобирались домой, а тамада говорит: «Вы, лейтенант, Лиду проводите!». Звали лейтенанта Юрий Рыжков. Дошли мы до дома, распрощались. А потом встретились совершенно случайно.
Я ездила в Ленинград на курсы, а он там в командировке был. Встретились мы на мосту, причем тогда, когда его разводить стали. Вот как судьба свела… А вскоре мы поженились.
Родина сказала: надо!
В 1965 году мы приехали в Анадырь. Я работала в школе, муж был занят на службе, испытывал ракеты. Домой приезжал редко. А у нас к тому времени дочка была – трехлетняя Танечка. Поселили нас в деревянном доме. Когда начиналась пурга, он в буквальном смысле ходил ходуном. Ветер начинал дуть с такой силой, что человека могло «закатать», если ни за что не держаться. Поэтому повсюду была проволока натянута. Хвататься за нее надо было быстро: не успеешь – смерть.
Летом все в тундру ходили. Ягод и грибов невиданно, но мошкары еще больше – заживо съесть могли, если не закутаться.
Прожили мы в этом неласковом краю пять лет. Научились рыбу ловить и заготавливать самостоятельно. Фруктов практически не видели, их привозили раз в году; молоко, овощи – сухие. Даже лук и тот в порошок был перетерт. Воду доставляли в бочках к домам. Она из моря-океана к нам приезжала, поэтому в ней какой только живности не плавало. Сдуешь живность эту, ковшом зачерпнешь и в кастрюльку нальешь.
Молодые были, не обращали внимания на трудности. Родина сказала: надо – значит надо служить. Муж в части, я на работе с утра до вечера, а с Танечкой солдаты, бывало, сидели – нянь-то не было. Подросла – стала на ездовых собаках ездить. Так и росла. Но однажды слегла с сильнейшим отравлением. Куда ребенка везти? Видимо, Богу было угодно, чтобы мы выходили нашу малышку сами, врачи потом мне сказали прямо: «Счастливая ты, матушка!».
Они русский совсем не знают…
В Ярославль мы приехали в конце 60-х, и с тех самых пор я здесь живу. У нас на Перекопе была комната. Иду как-то на работу по улице, стараюсь только на досочки наступать, чтобы в грязь ногами не попасть. И вдруг слышу, мне вслед кричат: «Отдайся, идешь, как корова!».
Да ладно, на улице и не то услышать можно было. Даже в учительской у нас педагоги тоже говорили: «Примылась»… Я была в шоке. Домой приходила и говорила мужу: «Юра, они русский язык вообще не знают!». Дети в интернате № 6, где я работала, были особенные – из трудных семей. Как-то утром прихожу их будить, а они распороли подушки, перья вытряхнули, себя чем-то обмазали и в этих перьях вывалялись. Стоят передо мной такие вот индейцы. Худые страшно… Приходила к их родителям домой. Разговаривала. Не всегда меня принимали хорошо, бывало, что и выгоняли или говорили: «Опять пришла, Татьяна Ларина, будешь нас воспитывать!».
Вот и не пищи!
В Брагино мы переехали в самом конце 60-х. Здесь дочка в школу пошла, а я к тому времени родила сына Мишу, была в декрете. Но недолго. Сначала позвали меня работать в 80-ю, потом в 39-ю школу, а в середине 70-х назначили директором строящейся 11-й школы.
Муж все продолжал служить Отечеству. Без него сын и ходить начинал, и говорить. Жили мы тогда на улице Урицкого. Я сама коляску на четвертый этаж затаскивала, сумки тяжелые… А куда деваться? Как-то посетовала в сердцах, муж послушал меня и сказал: «Ты знала, за кого выходила, вот и не пищи».
Бабонька будет?
Но вот построили школу, надо мебель заносить. Грузчиков нет, учителя в основном женщины. Рядом со школой мальчишки гуляют, мат такой, что хоть уши затыкай. Делаю вид, что ничего не слышу, подхожу к ребятам, помочь их прошу. Не отказали. Носят стулья, столы, и тут один меня спрашивает: «Ты не знаешь, у нас бабонька директором будет?». Рядом физик наш стоит. Вижу, у него прямо дыхание перехватило, но я ему подмигнула, мол, тише, не выдавай меня. А мальчишка все расспрашивает: «Расскажи, как она?». Я говорю: «Да ничего!».
Преодолели мы все трудности. Классы оборудовали, все новенькое. Красота! Но как-то прихожу я в школу, захожу в кабинет биологии, а там стоит скелет с папиросой в зубах, а вокруг него лягушки заспиртованные валяются… Детей можно и наказать было, конечно, только что толку? Зуботычин и пинков они и дома в достатке получали, а я всегда считала, что только доброта может спасти ожесточенные души.
Заберите свой мусор
Иду как-то на работу, вижу, около кустов жасмина мусор свален. Подошла, смотрю – дневник лежит, на нем имя, фамилия ученика. Чуть подальше тетрадь валяется, тоже подписанная, потом еще одна... Я быстро выяснила, кто, где живет, и позвала техничек. Собрали мы в новые ведра и тетради, и дневники, и весь мусор и понесли его по адресам.
Захожу в дом, открывает хозяйка, я ее спрашиваю: «Ученик такой-то здесь проживает?». Она головой утвердительно кивает, а я ей содержимое ведра прямо на порог высыпаю.
– Что же ты, – говорю, – мамаша? Я ведь для твоего ребенка старалась, а ты мне к школе мусор принесла.
Та в ступор поначалу впала, потом ругаться начала, но быстро успокоилась. Короче, разнесла я все «подарочки» по адресам. Говорили, что кто-то жаловался на меня, но как бы там ни было, больше мусора рядом со школой я не видела.
Где такую фифу нашли?
Помню, приехали мы в командировку в Финляндию опытом обменяться. У них в школе коридоры широкие, а в конце небольшой бассейн, заполненный разноцветными кеглями. Бежит ребенок, прыгает в этот бассейн, барахтается, радуется. Я сразу свою школу вспомнила.
Обидно мне стало, решила и у себя такую же красоту сделать. Отгородили мы в коридоре уголок, бортики поставили, кегли насыпали... На третий день все кегли исчезли, их дети домой унесли. Подсмотрела я в финской школе и еще одно ноу-хау – огромные часы над дверью. Идет ребенок в школу, заигрался, посмотрел на часы и понял – надо на урок спешить. Я на втором этаже повесила такие же. К вечеру их расстреляли из рогаток, один циферблат остался.
Но кое-что прижилось. В Питере я увидела в одной из школ, что стены в классах покрашены разной краской, сделано это было для того, чтобы у деток глаза не уставали. Говорю: «Надо и нам такие же веселые классы сделать!». Что тут началось! Строители, которые школу ремонтировали, на меня куда только не жаловались, директору гороно звонили и говорили: «Где вы такую фифу нашли?!». Но я своего добилась.
Не могу по-другому
Сейчас я пишу книгу «Дневник директора школы». Перечитываю письма, которые мне ученики присылали, стихи, альбомы с фотографиями перелистываю. Вспоминаю, как все было. Где-то поплачу, где-то улыбнусь. Дети мои давно выросли. Сын – офицер, как и его отец, в Ярославле с семейством живет, дочь – профессор МГИМО, доктор наук. Навещают меня. И внуки в гости приезжают. Вот внучка мне кота на день рождения подарила.
А мужа я рано похоронила, было ему всего 57 лет. Сгорел в считанные месяцы. Тогда ведь никто нам не говорил, что ракетное топливо опасно, а мы и не спрашивали ни о чем. Я сама до сих пор работаю в городской ветеранской организации. Ходим мы по школам, рассказываем детям о подвигах отцов и дедов. А как по-другому? Должны ребята обо всем этом знать. Так и живу…
Автор: Людмила Дискова
Фото - Ирины Штольбы
Фото - Ирины Штольбы
Другие новости раздела «Образование»
Образование
08 октября 2015
В Ярославле выбирают учителя года
Образование
13 декабря 2013
Час длиною в два дня
Образование
19 августа 2014
Наши школьницы увезли из Китая медали
Образование
26 ноября 2015
Зачем региону нужен опорный вуз
Образование
19 ноября 2018
Ярославцам показали «Неизвестную жизнь»
Образование
23 января 2014
На двух актеров больше
Комментарии