Последний герой

Алешка, война!

Минувшим летом волею судьбы я неожиданно познакомился с этим человеком, с которым раньше никогда не встречался, но о котором слышал не раз. Это случилось в больнице на улице Терешковой. Однажды ярким июльским днем в нашей палате появился новый пациент – высокий седой мужчина с острым взглядом пронзительно-синих глаз. Он легко прошелся по комнате и представился с мягкой улыбкой: «Алексей Андреевич».

Тут же в палату зашла Елена Адольфовна, наш доктор, и стала, как это принято, расспрашивать Алексея Андреевича о его жизни и здоровье. Вот тогда я и узнал, сколько ему лет, и столь почтенный возраст меня очень удивил: так молодо он выглядел. Когда же Елена Адольфовна спросила, какие операции он перенес, Алексей Андреевич ответил, что их было немало.

– А первую операцию помните?

– Еще бы не помнить! Это ж было ранней весной 42-го, когда в бою я получил пулевое ранение в голову…

Позже, когда мы разговорились с Алексеем Андреевичем, он сказал мне, что это был самый первый бой в его жизни.

– Я ведь как попал на войну, – вспоминал он былое. – Мы же родом из деревни. А после смерти отца в 37-м мама, моя сестренка и я переехали в Ярославль, где жили в тесной клетушке у маминой сестры. Тут я школу окончил и поступил в техникум резиновой промышленности. О, тогда это было так престижно – в Ярославле до войны как на дрожжах росли заводы: шинный, техуглерода, синтетического каучука, резинокомбинат... И вот 41-й год. В субботу, 21 июня, я допоздна работал на резинокомбинате, практику мы там проходили. И как домой вернулся, завалился спать. А ближе к обеду в воскресенье мама меня разбудила: «Вставай, Алешка! Война!...»

Вместе с друзьями по техникуму Алеша попал в группу по подготовке парашютистов-десантников. Но научиться они ничему еще не успели, их отправили в деревню «на картошку». А как вернулись, оказалось, что в Ярославле создается дивизия народного ополчения, и Алеша записался туда вместе с сокурсниками.

Добраться живым

– Вначале нас обучали в военных лагерях, – рассказывал Сотсков. – А потом в промерзлых теплушках двинули на Калининский фронт. На всю жизнь запомнил я село Вердино. Нашей Ярославской дивизии приказали его взять. А было это в самый последний день марта. Ну, с ходу обрушились мы ночью на село, немцы из домов выскакивали в одних подштанниках... Но, оказалось, радоваться было рано. Село-то на две половины разделено речкой, и вот на той, заречной, стороне немцы закрепились. Попытались мы туда по льду прорваться, но куда там: поливали нас фрицы шквальным огнем. Я бежал и строчил из пулемета, но вскоре его заклинило. И тут меня будто обухом по голове стукнуло. Сразу даже не понял, что ранен. Упал на снег, и он покраснел. Гляжу: второй мой номер неживой лежит. И командир роты, и командир взвода. Да и вокруг меня весь спуск к реке завален неподвижными телами. А дело было в шесть утра. Отдышался я чуть-чуть, кровь с головы вытер и понял: надо к своим двигать. Но чуть проползу – пули снова вокруг меня «тюкают». Я догадался: с колокольни немец палит. Думаю про себя: мертвым среди мертвых надо притвориться. Полежу чуть-чуть и опять ползу. Да еще с тяжеленным своим пулеметом. Нас же учили: оружие на поле боя не бросать. А немец опять в меня метит. И снова лежу я среди мертвых тел. А чуть погодя ползу. И снова пули рядом в снег ложатся…

– Было страшно?

– Не знаю… Главное было для меня живым до своих добраться. Пять часов подряд – с шести утра до одиннадцати – выползал я из этой мышеловки, а немец вел на меня охоту. Как на зайца, петлявшего по полю. Но фрица я все-таки перехитрил: не взял он меня на мушку!

Солдатская элита

– И что же было после первого боя?

– В госпитале пробыл полтора месяца. Был я молодой, и рана затянулась быстро. Уже в мае
42-го вернулся в свою дивизию. Но не пулеметчиком, а разведчиком. Туда меня сагитировал костромич разведчик Вася Чагин, он тоже в госпитале лежал. Признаться, я очень был рад, что попал в разведку. Это ж вроде солдатской элиты на войне: ценят командиры разведку. Да и кормежка отличная. Бросали нашу группу за линию фронта, в партизанские края, да и «языков» мы притаскивали. Один фриц мне запомнился. Молодой такой парнишка, как и я, Вальтером его звали. Ну сначала он идти не хотел, упирался, но мы его пару раз кулаками подбодрили, и стал он живее. В мороз это было, у фрица от холода зуб на зуб не попадал. А как добрались до своих, в землянке не только себе, но и ему в кружку водки плеснули. Вальтер выпил залпом и расцвел. Да, кстати, именно в разведке я впервые встретился с легендарной Софьей Петровной Аверичевой…

Уместно тут напомнить, что молодая, красивая, талантливая актриса Волковского театра Софья Аверичева в одно и то же время с Алексеем Сотсковым – памятной осенью 1941-го года – добровольцем Ярославской дивизии ушла воевать, а затем обо всем этом рассказала в уникальном «Дневнике разведчицы». Вот как она описала встречу на фронте с Лешей Сотсковым:

«… Перед рассветом проснулись от страшной брани.

– Дайте же пожрать, черти! - кричал боец. – Ну, хоть корку! Два дня ничего не жрал. Да проснитесь же вы, лежебоки! - тормошил он то Савченко, то Пушнева, то Марусина.

Я достала хлеб, открыла консервную банку из собственного «НЗ».

– Ешьте!

Передо мной стоял высокий красноармеец, весь мокрый.

– Ох ты! – удивился он. – Девушка? Откуда вы взялись?

– Ешьте! Я с новым пополнением к вам в роту.. Софья Аверичева.

– Алексей Сотсков, – он замолчал и с жадностью принялся уничтожать консервы.

– Откуда вы? – я села с ним рядом на скамейку.

– От Докукина с донесением, да пулемет притащил, вывели его из строя фрицы, надо ремонтировать…Ох, и жарко было там сегодня! Нарвались на немецкие бронетранспортеры. Подорвали две машины, а остальные отошли, – рассказывал он».

А вот еще несколько строк из «Дневника разведчицы», которые Софья Аверичева посвятила Леше Сотскову: «….в бою не было надежней товарища, прикроет в любой ситуации. Многим он в нашей разведроте помог в живых остаться».

Конечно, ни Софья Аверичева, ни Алексей Сотсков в ту далекую военную пору не знали, что их опаленная пламенем войны дружба продлится не год и не два, а … 70 лет!

Заноза в сердце

– Вы так и закончили войну разведчиком? – спросил я.

– Получается, что так. После того как под Витебском меня еще раз серьезно ранило, я полгода пробыл в госпитале на Урале, а затем стал курсантом Челябинского Краснознаменного училища штурманов и стрелков-радистов авиации дальнего действия. Но, увы, полетать не пришлось: война закончилась, и я домой вернулся, в Ярославль. Ну а в мирной моей жизни много чего случалось: был и начальником цеха, и замдиректора завода, и секретарем парткома, и даже несколько лет отслужил на Северном флоте. У меня большая дружная семья. С любимой супругой Ниной Николаевной мы живем в счастливом браке 68 лет. У нас две замужние дочери, трое внуков и шестеро правнуков…

– Часто войну вспоминаете?

– Война как заноза в сердце. Чем дальше уходит то время, тем ярче проносится все перед глазами. Ну, как Булат Окуджава пел: «А прошлое – ясней, ясней, ясней…» Да, я помню даты всех событий и даже часы. И всех, кто был тогда рядом. Вот только жаль, что уходят и уходят солдаты Великой Отечественной… Нас ведь сегодня совсем уж горстка...

До мая прошлого года из многих тысяч отважных воинов 234-й Ярославской коммунистической стрелковой дивизии в живых было двое: Аверичева и Сотсков. Но не стало Софьи Петровны, и Алексей Андреевич остался один. Последний герой…